Тема #82758

Масштаб любого гения трудно оценить и современникам, и потомкам. Первым - потому что "большое видится на расстояньи", вторым - потому, что кроме расстоянья, восприятию мешает множество чужих суждений и оценок...

Так и с творчеством Пушкина: все знают, что гений, а адекватного восприятия нет. С одной стороны, высокие строки "Избранного", тысячи раз перепечатанные, спетые на разный мотив и заученные наизусть с начальной школы. С другой - сборники матерных стихов все того же Александра Сергеевича Пушкина. Полноте, один ли это поэт?!

Да, один. Единственный и неповторимый, Пушкин А.С. И гений его прежде всего и состоял в глубоком владении русским языком: не надуманным рафинированным языком аристократии, но и не примитивным просторечием. Из сказок няни, из разговоров дворовых мужиков, из самых разных книг, из вольных бесед лицеистов, из общения с самыми образованными людьми своего времени вырастал и выкристаллизовывался Поэт, который впервые заставит "изъясняться по-русски" не только женскую любовь, но и русскую поэзию как таковую.

Это с песнях про райские кущи площадная брань неуместна. А когда спокойно пишешь "про дождь, про лен, про скотный двор", мат оказывается всего лишь частью выразительных средств языка.

Так и вышло у Пушкина. С юношеских пор друзья отмечали его умение вставить в свою речь крепкое словцо. И в стихах Пушкина мат тоже присутствует, как бы ни старалась цензура последовавших веков прикрыть его многочисленными многоточиями. Причем заметим, что речь идет не про сказки или любовные стихи, а про дружеские эпиграммы, или стихи о вольных похождениях в младые годы, или про сатирические произведения, или же мат "точечно" используется в описаниях бытовых сцен и привычек - одним словом, Пушкин владеет матерщиной так же умело и органично, как и всеми прочими средствами русского языка. Стоит ли ставить это ему в вину?

Сегодня трудно сказать, насколько сам поэт был готов к публичному распространению своих матерных стихов. Скорей всего, в большинстве случаев эти строки адресовались в письмах конкретным людям или предназначались для дружеских бесед , а вовсе не для эпатирования широкой публики. И уж совсем неестественно выглядят попытки собрать и опубликовать отдельно только похабные строки Пушкина.

Поэзия гения упряма и не поддается "причесыванию" так же, как и его африканские кудри. Но присутствие мата в стихах не меняет роли Пушкина в истории русской литературы.

С утра садимся мы в телегу,
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошёл! е*ё*а мать!
(“Телега жизни”)

...
Молчи ж, кума; и ты, как я, грешна,
А всякого словами разобидишь;
В чужой п**де соломинку ты видишь,
А у себя не видишь и бревна!
(“От всенощной вечор...”)
...
Мы пили — и Венера с нами
Сидела, прея, за столом.
Когда ж вновь сядем вчетвером
С бл**ьми, вином и чубуками?
(“27 мая 1819”)
...
Подойди, Жанета,
А Луиза — поцелуй,
Выбрать, так обидишь;
Так на всех и встанет **й,
Только вас увидишь.
(“Сводня грустно за столом”)

Ты помнишь ли, как были мы в Париже,
Где наш казак иль полковой наш поп
Морочил вас, к винцу подсев поближе,
И ваших жён похваливал да **?
(“Рефутация г-на Беранжера”)

***

А шутку не могу придумать я другую,
Как только отослать Толстого к **ю.

***

Накажи, святой угодник,
Капитана Борозду,
Разлюбил он, греховодник,
Нашу матушку пи**у.