Его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет!
Я часто себя спрашиваю, зачем я так упорно добиваюсь любви молоденькой девочки, которую обольстить я не хочу и на которой никогда не женюсь? К чему это женское кокетство? Вера меня любит больше, чем княжна Мери будет любить когда-нибудь; если б она мне казалась непобедимой красавицей, то, может быть, я бы завлекся трудностью предприятия… Но ничуть не бывало! Следовательно, это не та беспокойная потребность любви, которая нас мучит в первые годы молодости, бросает нас от одной женщины к другой, пока мы найдем такую, которая нас терпеть не может: тут начинается наше постоянство — истинная бесконечная страсть, которую математически можно выразить линией, падающей из точки в пространство; секрет этой бесконечности — только в невозможности достигнуть цели, то есть конца...
...А ведь есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся души! Она как цветок, которого лучший аромат испаряется навстречу первому лучу солнца; его надо сорвать в эту минуту и, подышав им досыта, бросить на дороге: авось кто-нибудь поднимет! Я чувствую в себе эту ненасытную жадность, поглощающую все, что встречается на пути; я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе, как на пищу, поддерживающую мои душевные силы. Сам я больше неспособен безумствовать под влиянием страсти; честолюбие у меня подавлено обстоятельствами, но оно проявилось в другом виде, ибо честолюбие есть не что иное как жажда власти, а первое мое удовольствие — подчинять моей воле все, что меня окружает; возбуждать к себе чувство любви, преданности и страха — не есть ли первый признак и величайшее торжество власти? Быть для кого-нибудь причиною страданий и радостей, не имея на то никакого положительного права, — не самая ли это сладкая пища нашей гордости? А что такое счастие? Насыщенная гордость. Если б я почитал себя лучше, могущественнее всех на свете, я был бы счастлив; если б все меня любили, я в себе нашел бы бесконечные источники любви. Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого; идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности: идеи — создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот, в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара. Страсти не что иное, как идеи при первом своем развитии: они принадлежность юности сердца, и глупец тот, кто думает целую жизнь ими волноваться: многие спокойные реки начинаются шумными водопадами, а ни одна не скачет и не пенится до самого моря. Но это спокойствие часто признак великой, хотя скрытой силы; полнота и глубина чувств и мыслей не допускает бешеных порывов; душа, страдая и наслаждаясь, дает во всем себе строгий отчет и убеждается в том, что так должно; она знает, что без гроз постоянный зной солнца ее иссушит; она проникается своей собственной жизнью, — лелеет и наказывает себя, как любимого ребенка. Только в этом высшем состоянии самопознания человек может оценить правосудие божие.
______________
Михаил Юрьевич Лермонтов. «Герой нашего времени».
(!) Иллюстрация: Печорин и княжна Мери. Худ. В. А. Поляков, ок. 1900 г.
Там, откуда копипастил
Почитать современников Пушкина и Лермонтова и поймешь, что гений - это одно, а простая жизнь среди людей - это другое. И бьет наотмашь как раз она.
Мне нравится. Единственное, что Братья Карамазовы как-то не зашли. Во-первых, все персонажи какие-то ну совсем долбанутые. А во-вторых проблема какая-то совсем дурацкая - Вот сдалась им всем эта Грушенька!
Мне нравится. Единственное, что Братья Карамазовы как-то не зашли. Во-первых, все персонажи какие-то ну совсем долбанутые. А во-вторых проблема какая-то совсем дурацкая - Вот сдалась им всем эта Грушенька!
Ты произнес свои слова так, как будто ты не признаешь теней, а также и зла. Не будешь ли ты так добр подумать над вопросом: что бы делало твое добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени? Ведь тени получаются от предметов и людей. Вот тень от моей шпаги.
Монолог Воланда о свете и тьме (о добре и зле) -не буди лихо, пока оно тихо, Аннушка со своим маслицем не дремлет...
Вспомнил тут из школьных времён. Надиктовывали список литературы на летнее чтение. Шекспир. "Ромео и Джульетта", "Двенадцатая ночь." Паренёк решил, что это одно произведение, так в библиотеке и потребовал, мне книжку: "Ромео и Джульетта: Двенадцатая ночь"
да лан, Танюшка, из-за несовершенств физических поэт страдать не может, они ток плюс к его достоинствам...
Ну так творческие люди особенно чувствительны. Он был маленьким, некрасивым и злым на язык. Влюбчивым, а женщинам не нравился. А у всех закомплексованных людей больное самолюбие. Да еще комплексом Наполеона наделен. Довел добрейшего Мартынова своими издевками, вот и помёр молодым, а тот, бедный, потом мучался - обрек хорошего человека на несчастную жизнь.
Привет, Светик.
Лермонтова из школьной программы вычеркнуть. Вместо него вслед за Пелевиным добавить Сорокина.