Тема #40853

Увидев ее, я побежал. Кого-то из прохожих мне удавалось обойти, кого-то я задевал левым или правым плечом – я бежал. И было наплевать, что последние полчаса я делал себе установку вести себя как можно более спокойно, непринужденно, стараться выглядеть отрешенным и равнодушным – я все равно продолжал бежать. Будь она и внешне такой же каменной, каким было ее сердце последние полгода, я бы разбился вдребезги, впечатавшись в нее на такой скорости. Я прижал ее к себе, приподнял и сделал еще пару шагов, затем закружил ее, продолжая осыпать поцелуями ее щеки. Я был очень голоден. Жадно вдыхая такой знакомый и приятный аромат ее волос, я целовал ее лицо, шею, возле ушей.
- Я люблю тебя… Люблю, люблю, люблю, - мне хотелось сказать это миллион раз, настолько громко, чтобы заглушить грохот отъезжающей от станции поезда.
- Я тебя тоже люблю, - она стыдливо опустила взгляд, но я уже не помнил ее ошибок, своих обид. Разве важно было кто и что сказал? Вот они мы: обнимаемся, как полгода назад. Как год назад. Как два года назад – вот они мы. Мы. МЫ. Снова вместе. Снова неделимые. Не «я». И не «она». Мы…
- Скажи это еще раз.
- Я люблю тебя.
- Еще.
- Я люблю тебя. Люблю. Люблю. Люблю.
- Еще-еще-еще-еще-еще. Скажи это миллион раз. Скажи за все полгода, - она повторяла это слово много раз, а я чувствовал, как с каждым ко мне возвращались крупицы потерянного тепла. Сердце медленно собиралось. Пусть оно будет теперь состоять из множества склеенных кусочков – подобно фреске, но он будет дышать.
Мы простояли так немало – поезда проносились мимо, потоки людей вливались друг в друга, разделялись, снова собирались – может это был не самый удачный фон для столь ожидаемой встречи, но, ей Богу, если бы она назначила мне встречу в самом сердце Преисподней, я бы не задумался ни на миг идти туда или нет, так что центр зала станции был не худшим вариантом. Нужно было подниматься на поверхность, я попытался двинуться с места, но не почувствовал ног. Чуть не свалился. Собравшись, я все-таки зашагал, прижимая ее к себе, будто боясь отпустить от себя. Мы прогуливались – в этом было что-то символичное.Дойдя до конца парка, мы пошли в обратную сторону ,туда, где стояли мои ребята и девчонки.
- Пойдем, я представлю тебя друзьям, - я сказал это по привычке, скорее утвердительно, чем вопросительно.
- Зачем? Я не хочу… Я боюсь, - меня её робость, как всегда, умиляла.
- Брось, малыш, пойдем. Они давно хотят с тобой познакомиться. Им очень интересно то, кто же является причиной моего такого состояния, - я сказал это без язвы, абсолютно искренне.
- Какого состояния?
- Ты, типа, не знаешь что ли… - вместо ответа она поцеловала меня. Мне было приятно. Обалденно.
- Ну, все, пошли, - мы подошли к толпе, которая издалека уже выследила нас и вела взглядом все это время, - это – Оксана.
- Очень приятно, - она опустила глаза. Она стеснялась всех и вся. Мужчин и женщин. Добрых и злых. Больших и маленьких. «Дайте повод – я постесняюсь» - это про нее.
- А это –Наташа.
- Очень приятно.
- Андрей, Егор, Саша ,а это… это –Рита.
- Очень приятно, - сказала она, подчеркнув слово «очень». В ней пробудилась охотница, а девушка, стоящая напротив, покусилась на ее добычу. Хотя все было не так, просто она всегда вбивала себе в голову разный бред, причем в таком виде, в каком ей потом было бы выгодно этим потом постучать мне по голове. Она не знала всего, а объяснять ничего мне не хотелось.
- Мне тоже.
Я обожал ее. Всем сердцем и душой. Она понравилась моим друзьям, ей тоже они понравились – я уже знал это. Все было волшебно. Так, как я мечтал. Все было именно так, как я мечтал каждый Божий день на протяжении вот уже нескольких месяцев… Подозрительно схоже, даже одинаково.
Я повернул голову налево. Мой взгляд уперся в обтянутую бежевой бумагой с рельефными рисунками стену. Бежевой, потому что я знал, что бежевой. Я почувствовал, как, где-то под грудной клеткой, стремительно, подобно стремительной химической реакции, начал собираться крик отчаяния, и быстро перевернулся на живот и заглушил свой вопль в подушку, пока он не успел разбудить всех спящих. А спали ровно все, кроме одного человека – меня. Сердце колотилось бешено, мне не хватало дыхания, но оторвать лицо от подушки я тоже не мог.… Кое-как пришел в себя. Повернулся на спину. Открыл глаза. Там не было неба. Был белый потолок. Белый, потому что я знал, что он белый. Свет был выключен. Я давно его не включаю. Не хочу будить никого. Да и не нужен он мне. Ведь я знаю, что от моей кровати до двери – 3 шага, оттуда до поворота в прихожую еще 5 и еще одиннадцать до ванной. Я знаю, как в темноте дойти до ванной, чтобы ударить в лицо холодной водой и, посмотрев на свое почти невидимое в темноте отражение, сказать себе, что все позади. Скоро весна. Скоро все пройдет. Ты страдаешь. Я знаю это. Ты не говоришь. Но страдаешь, потому что я знаю, что страдаешь. Но скоро весна. Одиннадцать шагов. Поворот налево. Пять шагов. Дверь. Три шага. Кровать.